Annotation

Папочка заявил, что я – ам! – и съем все, что стоит неподвижно или даже движется, но не слишком быстро. Мама сказала – чушь! Просто у нее (то есть у меня) стремительный обмен веществ.

– Но ты же его никогда не измеряла, – возразил папочка, – так откуда тебе известна его скорость? Плюшка, стань боком, дай я тебя огляжу.

А братец съехидничал:

– Так у нее же никаких боков нет! – И испустил жуткий хохот на манер Дятла-Долбильщика. И правда похоже, но только куда противнее. Впрочем, какой прок от мужской половины человечества в возрасте от двух до шестнадцати? Потом они становятся сносными, даже необходимыми – во всяком случае мне было бы нелегко обходиться без Клиффа, хотя братец и до седых волос наверняка останется такой же язвой.

Вот как и почему я села на диету.

Началось с Клиффа – как почти всегда и во всем. Я обязательно выйду за Клиффа, хотя ему я про это еще не говорила. У меня ни разу не было повода усомниться в искренности его обожания, но порой я задумывалась над тем, что для него во мне самое привлекательное – мой характер, мои интересы, мои духовные достоинства, или же мои, так сказать, физические данные.

Весы в ванной намекали, что пальму первенства следует отдать внутренней красоте моего облика. Как будто это должно было меня обрадовать, но покажите мне девушку, которая согласилась бы обменять талию в двадцать один дюйм и изящную фигуру на высокие добродетели. Конечно, сногсшибательной красавицей я себя не считаю, но одобрительный свист тебе вслед еще никому вреда не причинял и укрепляет бодрость духа.

А как раз перед этим мне выпал шанс выяснить точку зрения Клиффа. В наш класс пришла новенькая, у которой все обхваты были точно такими же, как у меня. (Мы сравнили.) Соль в том, что Клариссе они очень шли – изгибисто, обильно, но в самый раз. Морин, сказала я себе, вот случай узнать истинное мнение Клиффа.

Я подстроила так, чтобы он хорошенько ее разглядел во время теннисной тренировки, а когда мы уходили, я сказала коварно:

– У новенькой, у Клариссы, фигура – ну просто чудо!

Клифф поглядел через плечо и ответил:

– Ага! От щиколоток и ниже.

Вот я и получила искомый ответ, и он пришелся мне не очень по вкусу. Клиффу не нравятся фигуры моего типа! Отъединенная от моей личности, моя фигура его не прельщает. Конечно, мне следовало возликовать: вот она истинная любовь! Но я не возликовала, а почувствовала себя очень скверно.

Так вот, когда я вечером отказалась положить себе картошки, и возникла тема моего обмена веществ.

На другой день я отправилась в библиотеку и порылась в каталоге. Мне и в голову не приходило, что о диетах понаписано столько книг! Тем не менее мне удалось отыскать достаточно осмысленную: "Ешьте и обретайте стройность". Что может быть лучше!

Я забрала книгу домой, достала сухарики, сыр и машинально жевала, пока разбиралась, что к чему. Один курс обещал избавление от десяти фунтов за десять дней, но меню выглядело чересчур уж скудным. Второй гарантировал потерю десяти фунтов за месяц. Вот он, решила я. Изнуряться тоже не к чему.

Одна глава объясняла про калории. Очень доходчиво. Порция мороженого сто пятьдесят калорий, три финика – восемьдесят четыре калории.

"Сухарики на соде" увидела я. Ну, они на много не потянут. Так и вышло. Всего двадцать одна калория. Тогда я отыскала «сыр». В моем мозгу зашебуршились арифметические действия, а по коже побежали мурашки. Я кинулась в папин кабинет и положила на почтовые весы тот сыр, который еще не перевоплотился в Морин.

Я складывала, умножала, делила, а потом проверила и перепроверила результат. Никуда не денешься: включая две малюсенькие помадки, я съела шестьсот семьдесят калорий, то есть более половины калорий, положенных на день!

Морин, сказала я, давай-ка, милая, изнуряйся! Без десятидневной диеты тебе не обойтись.

Я намеревалась помалкивать и выклевывать свою диету из того, что ставилось передо мной на стол. Но куда там? Какие тайны в семье, объединяющей вреднейшие замашки сенатской комиссии по расследованию с допросом под пыткой. Немного опоздав, я увернулась от супа со сливками, но когда была вынуждена отказаться от мясного соуса, у меня остался лишь один выход – показать им книжку.

Мама объявила, что растущие девочки нуждаются в усиленном питании. Я возразила, что по вертикали уже не расту, а расти по горизонтали мне, пожалуй, хватит.

Братец раскрыл было рот, но я заткнула его булочкой, так что папочка успел сказать:

– Спросим доктора Эндрюса. Если он даст ей зеленую улицу, пусть морит себя голодом. Она вправе распоряжаться собой.

Ну, на следующий день мы с папочкой отправились к доктору Эндрюсу. Тем более что папочка уже был записан на прием – его каждую весну мучают жуткие насморки. Доктор Эндрюс тут же отослал папочку через вестибюль в приемную доктора Грайба, специалиста по аллергиям, а потом занялся мной. Доктора Эндрюса я знаю с тех самых пор, когда испустила свой первый писк, а потому рассказала ему все, даже про Клиффа, и показала книжечку. Он полистал ее, взвесил меня, послушал сердце, измерил давление, а потом сказал:

– Действуй! Только выбери месячную диету. Я не хочу, чтобы ты падала в голодные обмороки на уроках.

По-видимому, я надеялась, что он спасет меня от моей силы воли.

– А физическими нагрузками обойтись нельзя? – спросила я выжидательно. Я же веду очень подвижный образ жизни.

Он прямо чуть не умер от смеха.

– Девочка моя, – сказал он, – знаешь, сколько тебе надо проехать на велосипеде, чтобы нейтрализовать один шоколадный коктейль? Восемь миль! Конечно, физические упражнения помогут, но очень мало.

– И долго мне соблюдать диету? – спросила я умирающим голосом.

– Пока не достигнешь веса, который тебя устроит, или пока у тебя хватит силы воли.

Я вышла, стискивая зубы. Если у девушки нет ни фигуры, ни силы воли, что, спрашивается, у нее есть?

Когда мы вернулись, мама была дома. Папочка поднял ее на руки, чмокнул и сказал:

– Кормить диетически тебе придется двоих!

– Двоих? – переспросила мама.

– Ты погляди! – и папочка снял рубашку. Руки у него были все в красных пупырышках, расположенных аккуратными рядами – красных и очень-очень красных.

– У меня аллергия! – гордо возвестил он. – Это вовсе не простуды. У меня аллергия буквально на все. Это, – он указал на красный рядок, – бананы. А вот – кукуруза. Здесь – белки коровьего молока. Тут – цветочная пыльца в меду. Погоди-ка… – из кармана он извлек длинный список. – Ревень, саго, фасоль, кокосы, горчица, коровье молоко, абрикосы, свекла, морковь, мясо барашка, хлопковое масло, латук, устрицы, шоколад… Впрочем, прочти сама. Это ведь твоя проблема.

– Как хорошо, что я сегодня записалась на вечерние курсы домашних диетологов! Теперь наша семья будет питаться строго по-научному, – сообщила мама.

Казалось бы, хуже некуда. Как бы не так! Братец заявил, что у него хоккейные тренировки и ему требуется тренировочная диета, а именно: кровавые бифштексы и хлеб из пшеничных зерен. И все. В прошлом сезоне он даже со свинцовыми грузилами в карманах не добрал до контрольного веса, а к следующему намерен стать помесью сказочного великана и боксера-тяжеловеса. Отсюда и диета.

Ну, тут и мама подобрала себе диету – строго научную, опирающуюся на знания, которые она приобрела за две недели, пока посещала курсы. Мама часами просиживала над диаграммами, и еда нам подавалась каждому на собственном подносе, точно в больнице, где я лежала, когда сломала лодыжку во время перебежки в бейсболе, играя за Младших Гигантов Вест-Сайда. Мама сказала, что девочке с моей фигурой не следует уподобляться уличным сорванцам, а я говорю, что уличным сорванцам не следует иметь мою фигуру. Да я и никакой не уличный сорванец с тех пор, как в мою жизнь вошел Клифф.

Мама каким-то образом умудрялась находить продукты питания, не попавшие в список папочкиных запретов – тушеное мясо яка, маринованные пальмовые листья, вяленые щупальца осьминога и прочее в таком же роде.

Я спросила папочку, проверил ли он, что ж ему можно, а он сказал:

– Занимайся своим вязанием, Плюшка! – И положил себе еще телячьего паштета. Я даже отвернулась.

Мамина диета была такой же экзотической, но менее заманчивой. Она пыталась прельстить меня и братца своим супчиком из морских водорослей, толченой пшеницей и сырым ревенем, но мы упрямо цеплялись за свои диеты. Еда – большое удовольствие при условии, что она съедобна.

С завтраком было легче – папочка завтракал позднее меня, потому что в этом семестре лекции у него начинались только в десять.

Я отлеживалась в кровати, пока наш юный атлет не разделывался со своим Завтраком Чемпионов, а потом вставала в последнюю минуту, выпивала стакан томатного сока (двадцать восемь калорий) и окончательно просыпалась на полдороге к школе. А тогда уже не на что было облизываться. Свой жалкий полдник я приносила в школу с собой, Клифф тоже завел такую манеру, и мы устраивали пикнички вдвоем. Он не замечал, что я ем и сколько.

Но я и не хотела, чтобы Клифф что-то заметил до поры до времени. Я мечтала, как он замрет в восхищении, когда я явлюсь на вечер в честь окончания учебного года в вечернем платье.

Но не получилось. Два последних экзамена Клифф сдал досрочно и укатил на лето в Калифорнию, а я провела вечер в честь окончания у себя в комнате грызла сельдерей (четыре калории стебель) и размышляла о жизни.

И сразу же мы отбыли в наше летнее путешествие. Папочка предложил Новый Орлеан. Мама покачала головой.

– Жара там невыносимая. И я не хочу подвергать тебя соблазнам креольских ресторанчиков.

– Как раз о них я и думал! – ответил папочка. – Лучшие рестораны для гурманов во всей стране! Во время путешествия ты же все равно не сумеешь держать нас на диете. Это непрактично. "У Антуана", я гряду! Жди меня.

– Нет, – сказала мама.

– Да, – сказал папочка.

Ну и мы поехали в Калифорнию. Едва Калифорния была упомянута, я всем весом (еще порядочным) навалилась на папочку, чтобы он согласился. Увидеться с Клиффом до осени! Об этом я и не мечтала. Бог с ними, с буябесами по-марсельски, и с креветками по-норфолкски. Но, хотя победа осталась за Клиффом, я предпочла бы, чтобы она далась мне не так тяжело.

Назвать наше путешествие веселым и беззаботным было бы большим преувеличением. Братец дулся потому, что ему не разрешили взять с собой тренировочную штангу, а мама запаслась всевозможными диаграммами, справочниками и меню. Где бы мы ни останавливались, она сразу вступала в длительные переговоры, включавшие дипломатическую встречу с шеф-поваром, а нас тем временем терзал лютый голод.

Мы подъезжали к Кингмену в Аризоне, как вдруг мама объявила, что, по ее мнению, мы там не найдем ресторана, где могли бы поесть.

– Но почему? – вопросил папочка. – Местные жители едят же что-то!

Мама перетасовала свои листки и предложила ехать прямо в Лас-Вегас, не останавливаясь.

Знай он, вздохнул папочка, что наша поездка обернется повторением злоключений тех, кто пересекал континент под водительством Доннера, он подучился бы, как стряпать человечину.

Под эту беседу мы проскочили Кингмен и свернули на север к плотине Боулдер-Дам. Мама с тревогой посмотрела на гряду суровых холмов впереди и сказала:

– Не лучше ли вернуться, Чарльз? До Лас-Вегаса ехать еще часы и часы, а на карте – ни единого населенного пункта.

Папочка покрепче стиснул баранку и нахмурился. Заставить его повернуть назад под силу разве что оползню, и маме следовало бы это знать.

А мне было уже все равно. Белеть моим косточкам под насыпью, это уж точно. "Она старалась и скончалась!"

За холмами потянулась невообразимо унылая пустыня, и тут мама сказала:

– Да поверни же назад, Чарльз! Погляди на бензиновый счетчик.

Папочка выставил подбородок и прибавил скорость.

– Чарльз! – сказала мама.

– Ни звука! – отрезал папочка. – Я вижу бензоколонку.

Вывеска провозглашала: "Санта-Клаус, Аризона". Я заморгала в уверенности, что наконец-то мне довелось увидеть мираж. Да, бензоколонка… но не только, не только!

Ведь в пустынях бензозаправочные станции – всегда скопление различных строений. И тут красовался сказочный коттедж, крытый дранкой, которая слагалась в волнистый узор и блестела на солнце, ну прямо как леденцовая! Над крышей торчала широкая кирпичная труба. И в нее собирался залезть Санта-Клаус!

Морин, сказала я себе, довела ты себя голоданием до галлюцинаций!

Между бензоколонкой и коттеджем стояли два чудных домика. На одном была надпись "Золушкин дом" и там Мэри Все Наоборот поливала огород. Второй ни в каких надписях не нуждался: в окошко выглядывали Три Поросенка, а в трубе застрял Злой Серый Волк.

– Для мелюзги! – буркнул братец и заныл: – Па, мы тут перекусим, а?

– Нет, только наполним бак, – ответил папочка. – Найди камушек посочнее и погрызи. Ваша мамочка объявила голодовку.

Мама молча направилась к коттеджу, и мы потянулись за ней. Едва мы переступили порог, как зазвонил колокол и кто-то объявил звучным приятным контральто!

– Добро пожаловать! Кушать подано!

Внутри коттедж показался вдвое больше, чем снаружи, с прелестнейшим столовым залом, блестевшим новизной и чистотой. Из кухни веяло небесными ароматами. Оттуда вышла владелица контральто и улыбнулась нам. Мы сразу поняли, кто перед нами, потому что на ее переднике было вышито "Госпожа Санта-Клаус". Глядя на нее, я ощутила себя в меру худощавой, но ее полнота только красила. Попытайтесь вообразить тощую госпожу Санта-Клаус.

– Сколько вас? – спросила она.

– Четверо, – ответила мама, – но…

Госпожа Санта-Клаус уже скрылась на кухне. Мама села за столик и взяла меню. Я последовала ее примеру, и у меня потекли слюнки. Вот посудите сами!

...

Мятно-фруктовые тарталетки

Похлебка по-креольски

Суп-пюре из курицы

Жареная телятина с пряностями

Суфле из ветчины

Жаркое по-новоанглийски

Барашек по-гавайски

Картофель по-лионски

Картофельная соломка

Сладкий картофель по-мэрилендски

Маринованный лук

Спаржа с зеленым горошком

Салат из цикория с сыром рокфор

Артишоки с авокадо

Свекла под майонезом

Сырная соломка

Булочки с корицей

Оладьи

Миндальное мороженое под хересом

Ромовая баба

Пылающие персики по-королевски

Воздушный мятный пирог

Шоколадный торт

Фруктовый торт со взбитыми сливками

Кофе, чай, молоко

(Воду нам привозят за пятнадцать миль. Пожалуйста, помогите нам ее экономить.)

Благодарю вас. Госпожа Санта-Клаус.

У меня просто в глазах зарябило, и я посмотрела в окно. Мы по-прежнему находились в центре самой угрюмой пустыни в мире.

Тогда я принялась подсчитывать калории в этом провокационном документе. Дошла до трех тысяч и сбилась. Потому что перед нами поставили фруктовые тарталетки. Я едва притронулась к одной, как мой желудок подпрыгнул и принялся грызть пищевод,

Вошел папочка, сказал "ну-ну!" и сел. Братец тоже не заставил себя ждать.

– Чарльз, – сказала мама, – в этом меню для тебя практически ничего нет. Пожалуй, я… – Она встала, чтобы пойти на кухню.

Папочка сказал, не отрываясь от меню:

– Погоди, Марта. Будь добра, сядь!

Мама села, и он спросил:

– У меня большой запас носовых платков?

– Конечно, – ответила мама, – но почему…

– Превосходно. Я уже ощущаю начало приступа. Итак, похлебка…

– Чарльз! – сказала мама.

– Затвори уста, женщина! Человечество просуществовало пять миллионов лет, поедая все, что можно разжевать и проглотить…

Тут вернулась госпожа Санта-Клаус, и он заказал и то и се, и еще, и еще, и каждое его слово было как удар ножа в мое сердце.

– А теперь, – заключил он, – если у вас найдется восемь нубийских рабов, чтобы внести все это…

– Мы воспользуемся "джипом", – ответила она и обернулась к маме.

Мама хотела было заказать рубленой травки и витаминный суп, но папочка ее перебил:

– Я заказал на нас двоих. А дети пусть выберут сами.

Мама сглотнула и промолчала. Братец вообще в меню не заглядывает.

– Мне двойной каннибальский бутерброд, – потребовал он. Госпожа Санта-Клаус содрогнулась.

– А что такое, – осведомилась она зловеще, – каннибальский бутерброд?

Братец объяснил, и она воззрилась на него так, словно надеялась, что он уползет под камень, откуда выполз. Потом сказала с трудом:

– Госпожа Санта-Клаус выполняет любые заказы клиентов, но есть его ты будешь на кухне. Тут ведь будут обедать и другие люди.

– Ладненько, – согласился братец.

– А тебе что приглянулось, деточка? – спросила она у меня.

– Все, – ответила я тоскливо, – но у меня диета.

Она сочувственно вздохнула, а потом спросила:

– Но что тебе запрещено есть?

– Особо ничего. Мне запрещена еда вообще. Мне нельзя есть еду.

– Найти тут что-то малокалорийное не так-то просто. К подобным блюдам у меня душа не лежит. Я тебе подам то же, что твоим родителям, а уж ты ешь, что захочешь, и так мало, как захочешь.

– Хорошо, – слабовольно согласилась я.

Нет, правда, я старалась устоять. Считала до десяти между двумя глотками, только вдруг заметила, что считаю очень быстро – для того чтобы успеть съесть это блюдо, пока не подали следующее.

Вскоре мне стало ясно, что я – погибшая женщина, но мне было все равно. Меня окутывал теплый туман калорий. Один раз из-за края тарелки высунулась моя совесть, я обещала завтра вообще проголодать, и она опять уснула под тарелкой.

Из кухни показался братец с физиономией, вымазанной розовым кремом.

– Это что? Крем с каннибальского бутерброда? – спросила я.

– А? Ты бы посмотрела, чего там только нет! Ей бы держать тренировочный стол! – пробурчал он. Много-много времени спустя папочка сказал:

– Пора и в дорогу… Брр!

– Так переночуйте здесь, – предложила госпожа Санта-Клаус. – Место найдется для всех.

Ну, мы и остались. Это было чудесно!

Утром я проснулась с твердым намерением обойтись без двадцати восьми калорий моего томатного сока, но я не учла госпожи Санта-Клаус. И никаких меню! Не успели мы сесть за стол, как нам подали чашечки с кофе и еще всякую всячину – но не разом, а по очереди, а это притупляет бдительность. Как-то: грейпфрут, молоко, овсяные хлопья со сливками, яичницу с колбасой, а еще поджаренный хлеб, сливочное масло, джем, бананы и сливки. А когда казалось, что на кухне больше ничего остаться не могло, появились хрустящие вафли, еще масло, земляничное варенье и кленовый сироп. А с ними еще кофе.

Я съела все, испытывая безнадежное раздвоение личности: одна половина пребывала в чернейшем отчаянии, другая – в блаженном экстазе.

В путь мы отправились, чувствуя себя великолепно.

– Завтрак, – изрек папочка, – следует сделать обязательным, как школьное образование. Я предсказываю, что скоро будет установлена прямая зависимость между современной тенденцией обходиться без завтрака и ростом преступности среди несовершеннолетних.

Я промолчала. Мужчины – моя слабость, вкусная еда – моя погибель, но мне было все равно.

Пообедали мы в Барстоу. Я, правда, осталась в машине и попыталась вздремнуть.

В отеле нас встретил Клифф, и мы с ним попросили нас извинить – он пригласил меня поехать с ним на машине посмотреть университет. Когда мы пришли на автостоянку, он спросил:

– Что с тобой? Лицо такое, словно ты лишилась последнего друга… И ты исхудала, ну словно щепка.

– Ах, Клифф, – сказала я и расплакалась у него на плече.

Потом он вытер мне нос и завел мотор. Мы тронулись, и я рассказала ему все. Он промолчал, но вскоре свернул влево.

– Разве университет там? – спросила я.

– Неважно.

– Клифф, я тебе совсем опротивела?

Вместо ответа он остановил машину перед внушительным зданием, и мы вошли. Оказалось, что это картинная галерея. Все еще не говоря ни слова, Клифф повел меня на выставку старинной живописи и указал на картину.

– Вот, – сообщил он, – мой идеал женской красоты.

Я посмотрела. "Суд Париса" Рубенса.

– И вот, и вот, – продолжал Клифф, кивая на другие полотна Рубенса, чьи натурщицы, честное слово, ни про какие диеты наверняка ничего не слышали.

– Вот что требуется нашей стране! – объявил Клифф. – Побольше пухленьких девушек и побольше ребят вроде меня, способных оценить их.

Я молчала, пока мы не вышли из музея. Мне требовалось переосмыслить все мои представления. Но что-то меня грызло, и я напомнила ему, как он обругал фигуру Клариссы, девушки такого же роста и таких же объемов, что и я.

– А, да! – припомнил он, – Настоящая красавица, просто сногсшибательная…

– Погоди, Клифф, но ты же сказал… Он схватил меня за плечи.

– Ты меня за полного идиота принимаешь, дуреха? Так я бы и подал тебе повод взревновать!

– Но я никогда не ревную!

– Расскажите вы ей! Так где перекусим? "У Романова"? В «Бродяге»? Денег у меня полным-полно. Меня нежили теплые волны счастья.

– Клифф…

– Что, детка?

– Мне говорили про коктейль "Мечта идиота". В большой бокал кладут два банана; шесть сортов мороженого и…

– Ты отстала от века. Про «Эверест» слышала?

– О?

– На подносе строят пирамиду из двадцати одного сорта мороженого, скрепляя четырьмя бананами, жженым сахаром и орехами. Потом обливают шоколадным сиропом, утыкивают орехами под скалы, обсыпают ванильной пудрой, а вершину покрывают взбитыми сливками под снег. Ниже втыкают петрушку под деревья, а на верхнем склоне присобачивают маленького пластмассового лыжника. Его берешь на память о пережитом.

– О-о-о! – вздохнула я.

– По одному на клиента. Но если ты съешь все, я не плачу.

Я расправила плечи.

– Вперед, на взятие "Эвереста"!

– Ставлю на тебя, Плюшка.

Клифф самый лучший из всех мужчин в мире.