Полуденный фокстрот

Сергей Васильевич Лукьяненко

2009

  • Рассказы

    Сергей Лукьяненко

    Полуденный фокстрот

    Городок затерялся между горами и морем, как человек между землей и небом.

    Всю ночь поезд шел вдоль берега, и перестук колес сливался с шумом прибоя в одну нескончаемую мелодию. Человек в товарном вагоне почти не спал. Лежал на пахнущих сеном и лошадиным навозом досках, смотрел на редкие проблески звезд в щелястой крыше вагона. Лошадей тут не было, стойла пустовали, но немного сена оставалось – он сгреб его под голову. Перед тем как лечь, человек разделся, оставшись в одних трусах. Сапоги стояли у ног, джинсы, клетчатая рубашка и вельветовая куртка висели на дощатой загородке стойла. Ремень с тяжелым револьвером в потертой кобуре лежал под левой рукой. Колеса стучали свою песню и губы человека зашевелились.

    – Вот мчится поезд – красота,

    Стучат колеса – тра-та-та!

    – прошептал он и ненадолго задремал.

    Проснулся человек, когда вагон сковало утренним холодком. Он поднялся, подхватил ремень с кобурой и прошел в конец вагона, в тамбур. В одном из стойл что-то лежало тяжелым кулем, но человек туда не смотрел.

    Светало. Дверь была открыта – собственно говоря, через нее человек и забрался в вагон вчера вечером. Человек неторопливо помочился, потом сел, свесив ноги над бесконечной лестницей: две стальные тетивы рельсов и темные от креозота приступки шпал. Если запрокинуть голову назад, то казалось, что поезд скользит вниз – от самого неба.

    – Стучат колеса – тра-та-та, – еще раз повторил человек. Протянул руку – на металлическом полу стояло решето, накрытое полотенцем. Человек стянул полотенце, запустил в решето руку. Достал пригоршню малины – крупной, красной, пахнущей летом. Наверное, она была вкусной – но ночная тряска превратила ее в багровое месиво.

    Человек вытер руку о полотенце, встал и пошел в вагон – одеваться.

    Через четверть часа, когда поезд остановился в городке, он стоял в открытых дверях товарного вагона и докуривал сигарету. Поезд втянулся на первый путь, со второго протяжно загудел и отправился в обратную сторону длинный товарняк с цистернами и хопперами. Человек спрыгнул, не дожидаясь, пока поезд сбросит ход до конца, пошатнулся, но устоял.

    – Стоянка – одна минута, – подозрительно глянув на пустой вагон, сказал начальник станции, стоящий у путей с алым флажком в руке. Он был на перроне один, одетый в старую мятую форму с потускневшими пуговицами. Лицо у него тоже было старым и мятым, глаза тусклыми и мертвыми.

    – Я уже приехал, – сказал человек.

    В глазах начальника станции появилась тень любопытства. Он осмотрел человека с ног до головы, потом спросил:

    – Пистолет?

    – Револьвер.

    – Разрешение есть?

    – Нет.

    Паровоз дал гудок и поезд тронулся. Начальник станции скрутил в трубочку сигнальный флажок, спрятал в тубус. Посмотрел вслед поезду.

    – Вы что-то забыли на площадке.

    – Решето с малиной. Это не мое.

    – А… – Начальник станции потоптался на месте. – А попутчик ваш?

    Он спрашивал будто по инерции. Точно так же, как выходил встречать поезд, как скручивал флажок. Человек уже встречал такое поведение. Неоднократно.

    – Дальше едет, – ответил человек. – Городок у вас большой?

    – Двести тридцать человек, – ответил начальник станции. – И младенец еще, дочка учительши. Но она хворая родилась… – Он пожал плечами. – Не знаю, считать ли.

    – Считать надо всех, – ответил человек. Стук колес затих вдали, осталось только море. – Денис.

    – Петр, – ответил начальник станции. Протянул руку – так же машинально, вяло. Денис пожал его ладонь крепко, уверенно. – О, да вы замерзли совсем… – В голосе Петра появились хоть какие-то эмоции. – Пойдемте, я вас чаем напою.

    Человек кивнул и пошел за ним к зданию вокзала – маленькому, одноэтажному, из красного кирпича, крытому черепицей.

    * * *

    Они пили чай в кабинете – обветшалом, холодном. В углу пылились старые красные знамена с золотыми письменами, награды за какие-то победы в каких-то трудовых соревнованиях еще в прошлом веке. На столе стоял нелепый телефонный аппарат из черного пластика.

    – Работает? – глотая сладкий горячий чай, спросил Денис.

    – Шутите. – Петр даже не улыбнулся. – Но положено. Телефон никто не отменял.

    – Электричество в городе есть? – продолжал расспрашивать Денис.

    – В больнице генератор. Солярку по чуть-чуть привозят, – осторожно сказал начальник станции. – У рыбаков ветряк… старый…

    – Чем живете-то?

    – Как все, – без обиды ответил Петр. – Чем придется. В земле ковыряемся, только хорошей земли мало. Рыбу ловим. Днем товарный пойдет, десять бочек в город отправляем.

    – Соленой?

    – Свежей. Травой перекладываем мокрой… водорослями… день терпит.

    – Что еще?

    Начальник станции помялся.

    – Да, в общем, и ничего. Работы нет. Зря вы тут сошли.

    – Мне работа всегда найдется, – ответил Денис. Налил себе еще чая из пузатого никелированного чайника. Тот был единственным чистым и ухоженным предметом в кабинете. И заварка была настоящая, будто из прошлой жизни.

    – Сахара, жаль, не осталось… – словно читая его мысли, озабоченно сказал Петр. – Сахара всегда не хватает…

    – Я пью не сладкий.

    Начальник станции поднял на него усталый, молящий взгляд:

    – Уезжали бы вы… Вот товарняк днем пойдет – я вас и посажу. Могу с машинистом поговорить, вас в кабину пустят, доедете как…

    Он не успел объяснить «как» – дверь стукнула, в кабинет кто-то вошел.

    – Ну вот… – прошептал одними губами Петр, вставая.

    Денис допил чай. Обернулся.

    В дверях стоял юноша – тонкий, черноволосый, с нахальными живыми глазами, ярко-красными, будто накрашенными, губами. На нем была черная кожаная куртка с блестящими серебристыми нашивками-заклепками, черные кожаные штаны, обтягивающие жилистые ноги. В опущенной левой руке юноша держал пистолет-пулемет – небрежно, с мальчишеским вызовом.

    – Кто такой? – спросил юноша.

    – Проезжий, – часто моргая, сказал начальник станции. – С утреннего сошел, в товарном ехал, замерз совсем… В обед уедет.

    Юноша молчал, покусывая губы.

    – Кто такой? – теперь вопрос Петру задал Денис. – Гей?

    Начальник станции поперхнулся, замотал головой.

    – Значит, просто дурак, – заключил Денис.

    Глаза у юноши от обиды стали большими и круглыми. Он ничего не стал говорить, за что Денис мысленно похвалил его, а сразу стал поднимать оружие. Начальник станции нырнул под стол.

    Револьвер в руке Дениса выстрелил один только раз. На черной куртке юноши появилась рваная дырочка. Кисло запахло порохом и сладко – чем-то другим.

    Юноша скосил вниз глаза. Потом посмотрел на Дениса, обиженно, как ребенок, которому не дали сыграть в интересную игру.

    И тяжело осел на пол.

    – Вы идите, – сказал Денис. – Я тут приберу.

    – Что вы наделали… – выползая из-под стола, залепетал начальник станции. – Что же вы наделали… Вы бы спокойно днем уехали…

    – Вам самому не надоело так жить? – спокойно спросил Денис.

    – Все так живут, всем сейчас плохо…

    – Нет, так – живут не все, – твердо сказал Денис. – Идите.

    Начальник станции по дуге направился к двери, но ботинки юноши – тяжелые, шнурованные армейские ботинки лежали на самом пороге и ему все равно пришлось перешагнуть тело.

    – Это пришлый или уже из ваших, обращенный? – спросил Денис.

    Начальник станции остановился, нелепо раскорячившись над телом. Облизнул губы, снял фуражку с малиновым околышком, смял ее в руке.

    – Из наших… Доктора сын… год как…

    – Где его найти?

    – Доктора? По улице. – Начальник станции махнул рукой так, что сразу стало ясно – улица в городе одна и идет она от станции к морю. – Там больничка, на полпути. Амбулатория, конечно, не больничка, только мы ее так называем…

    – Вы идите домой, – предложил Денис. – Идите, идите. Я все уберу.

    * * *

    Больница и впрямь была маленькая, но все же побольше станции. В два этажа (правда, на втором часть выбитых стекол небрежно затянули полиэтиленом). Денис потоптался минуту на крыльце, докуривая сигарету. Ему почему-то было неловко, как всегда в таких ситуациях. Наконец он решился, коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.

    Видимо, доктор жил при больнице – иначе почему в такую рань он оказался бы в своем кабинете? Немолодой, грузный, он сидел за столом (в углу, как символ профессии, валялся фонендоскоп) и ел арбуз, вгрызаясь в сочные ломти.

    – Садитесь, – сказал доктор, подвигая Денису тарелку. – Ешьте. У нас песчаные почвы, арбузы очень хороши. При почках помогают.

    – Меня не беспокоят почки. Ваш сын…

    – Я знаю. – Доктор не поднимал на него глаз. – Петр заходил.

    Денис молчал.

    – Чего вы ждете? – спросил доктор. – Я не могу сказать вам «спасибо». Но и обвинять ни в чем не стану. Да, наверное, хорошо, что кончилась эта мука. Смотреть, как твой сын превращается в чудовище – это, знаете ли, сжигает душу.

    – Догадываюсь, – сказал Денис.

    Доктор отложил зеленую корку и взялся за следующий кусок. Промычал:

    – Только чего вы добились? Теперь они убьют вас. И накажут нас, за то, что мы сами вас не убили.

    – Сколько их? – спросил Денис.

    – Два десятка.

    – Точнее?

    Доктор пошевелил губами. Красный сок стекал с его губ.

    – Восемнадцать. Если считать без моего сына. – Он вдруг взглянул на Дениса с безумной, ненужной надеждой.

    – Считать надо без него, – подтвердил Денис. – В городе сотня мужчин, вы что, сами не могли справиться?

    – Не сотня, – помотал головой доктор. – Если считать взрослых… человек семьдесят.

    – И что? Их восемнадцать.

    – Вам легко говорить. – Доктор пожал плечами. – Восемнадцать. Из них пятнадцать – наши же дети.

    – Вначале пришло трое?

    – Да. Обосновались… начиналось все потихоньку. Они обещали нас охранять, некоторое время даже и впрямь охраняли. Потом к ним ушел один… другой… третий…

    – Начинать надо было до того, как ушел первый, – жестко сказал Денис. – Сколько мужчин, сколько женщин?

    – Женщин две. – Доктор поморщился. – Они с этим не заморачиваются. Женщины есть в городе.

    Денис встал, пошел к двери. Остановился, бросил:

    – Никогда не мог этого понять. Горстка кровопийц ставит на колени целый город… И все сидят по углам, как овцы… Где я могу поесть?

    – Кафе напротив, – сказал доктор. Он уже доел очередной ломоть и теперь грыз корку, не замечая этого. – У нас одно кафе.

    * * *

    Хозяйка кафе была первым человеком с живыми глазами, которого Денис встретил в городе. Когда он вошел, в маленьком помещении сидели трое – но они тут же поднялись и вышли, как будто вокруг Дениса витал омерзительный запах. Денис не обиделся – смерть действительно плохо пахнет.

    Еще не старая, но с вызывающе нескрываемой проседью, женщина подошла к нему, секунду всматривалась в глаза, потом кивнула:

    – Убейте, сколько сможете. Прошу вас.

    – Я убью всех, – просто ответил Денис. – Что я могу попить?

    – Попить или выпить?

    – Попить. Я не выношу алкоголь.

    – Кофе?

    Денис только улыбнулся.

    Но женщина пошла за стойку бара, погремела ключами, отпирая ящик. Достала мешочек, щедро отсыпала в ручную кофемолку зерен. Принялась крутить ручку – торжественно, будто священнодействуя. В какой-то мере так оно и было.

    Денис ждал, зачарованно глядя.

    Кофе, который женщина принесла в большой красной кружке, был обжигающе горячим. Но самое главное – он пах кофе.

    – Откуда такая роскошь? – поинтересовался Денис, делая глоток.

    – От прошлой жизни. Всегда что-то остается от прошлой жизни.

    Денис молча кивнул.

    – Вы хотите немного поесть? – спросила женщина. – Я не предлагаю вам торжественный обед, с полным брюхом не навоюешь. Но они приедут в город в полдень, у вас есть время перекусить.

    – Хорошо, – сказал Денис, хотя и был сыт. Исключительно, чтобы ее не обижать. – Что предложите?

    – Я ненавижу рыбу, – ответила женщина. – Есть хорошие стейки. Правда.

    – Хорошо прожаренный и не слишком большой, – кивнул Денис, разглядывая девочку, пугливо заглядывающую в обеденный зал с кухни. Бледное лицо, плотно сжатые губы… – Она меня боится?

    – Она всех боится, – ответила женщина, не оборачиваясь. – С тех пор как в прошлом году ее утащили… и держали там три дня.

    Девочке было лет четырнадцать-пятнадцать. Денис сказал, хоть и понимал, что женщина не поверит:

    – Вы не волнуйтесь. Я действительно убью их всех.

    – Их восемнадцать, – ответила женщина, и ему понравилась ее точность.

    – Уже знаю. Это совсем немного.

    Ее взгляд чуть-чуть изменился. Будто она начала верить.

    – Возьмите… – Рука женщины нырнула в горловину платья, потянула цепочку. – Это иконка Божьей Матери… я верю, что это она спасла мою дочь…

    – Нет. – Денис мягко, но твердо остановил ее руку. – Я не могу этого взять. Вы замечательно поможете мне, если через полчаса принесете еще кофе.

    – Если вы их всех убьете, я сделаю вам капуччино, – сказала хозяйка кафе. – С пенкой.

    Он не сразу понял, что это она так шутит.

    Впрочем, может быть, она и не шутила.

    * * *

    Они въехали в город со стороны моря, от пристани, где лениво, беззлобно подожгли пару старых сараев. Рыбаки давно ушли в море на своих суденышках, захватив жен, детей и ценную утварь. Пятеро ехали на конях, остальные – в двух повозках. На одной повозке был закреплен на турели пулемет, за пулеметом, на старом офисном креслице, скорчилась молодая девушка – вся в черной коже, с серебряными нашивками, блестящими на солнце. Денис с любопытством наблюдал за ней. Вампиры, конечно же, не боятся ни солнца, ни серебра. Убить их можно точно так же, как людей – только гораздо, гораздо труднее.

    Городок весь будто вымер – жители попрятались, не рискуя даже краем глаза смотреть на происходящее. Хотя нет – в здании кафе чуть-чуть дрожала занавеска. Денис улыбнулся в сторону окна – и снова стал смотреть на две повозки и пятерых конных.

    Увидев Дениса, стоящего посреди улицы, они чуть замедлились. Стали ехать осторожнее, поглядывая по сторонам, передергивая затворы ружей и снимая с предохранителей пистолеты и автоматы. Денис терпеливо ждал, пока его не окружили плотным угрюмым кольцом. Девушка с пулеметом жевала резинку и смотрела на него с неприязнью, но без злобы.

    – Что за долбаный вестерн… – сказал, а не спросил вожак. Пожилой, но еще не старый. Крепкий. С цепким умным взглядом. С пистолетом в открытой кобуре. На самой лучшей лошади. Поскольку это был не вопрос, Денис предпочел промолчать. – Это ты убил Андрея, – снова сказал, а не спросил, вожак.

    – Я. – На этот раз Денис решил ответить.

    Вожак кивнул, что-то обдумывая.

    – Что ж, – решил он наконец. – Если ты таким экстравагантным способом решил попроситься к нам – я тебя приму. Мне все равно надоел этот сопляк…

    – Ты мастер? – спросил Денис.

    – Что? – не понял вожак.

    – Ты – Мастер? Так называется главный вампир стаи. Или ты даже этого не знаешь?

    Толстый мужчина, чей конь стоял по правую руку от вожака, засмеялся. Девушка с пулеметом улыбнулась.

    Вожак вздохнул:

    – Нет, психов нам не нужно… Убейте его!

    Первую пулю Денис всадил между глаз девушке с пулеметом. Шагнул вправо, срывая с коня помощника вожака. Швырнул его на повозку, тот прокатился по ней шаром для боулинга, сбивая молодых парней в черной коже, замер, с вывернутой назад шеей. Вторую пулю Денис отправил в сердце парню с автоматом, третью – в лицо девушке с дробовиком. В последний миг она дернулась и пуля оторвала ей ухо, пришлось выстрелить и четвертый раз.

    Пятая и шестая пуля уложили двух похожих (братья? близнецы?) как две капли воды парней с пистолетами. Последняя, седьмая, вошла в живот прыгнувшему на Дениса мужчине – смуглому, восточного вида, с короткой стрижкой и безжалостным, холодным взглядом.

    Кто-то выстрелил и промахнулся. Кто-то вопил. Ржали и вставали на дыбы кони.

    Денис, будто танцуя, пронесся сквозь сыплющихся с повозок врагов. Двоим он сломал шеи, третьему, одним ударом руки, вырвал сердце. Совсем молоденький парнишка на повозке увидел это, поднял пистолет, обхватил ствол губами и выстрелил себе в рот.

    Девушка с дробовиком свисала с повозки, оружие медленно вываливалось из ее пальцев. Денис подхватил дробовик. Разрядил один заряд в голову мужчине на лошади – голова разлетелась красным туманом.

    – Тра-та-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та, – отсчитывая мертвых врагов, будто ритм фокстрота, напевал Денис. Парнишку, который застрелился сам, он решил не считать. Не попадал в ритм и вожак – его ждал другой танец.

    Оставшиеся кинулись врассыпную. Но фокстрот еще не закончился.

    Второй заряд дробовика вошел в спину парню с охотничьим ружьем, тот упал и забился на пыльной земле. Приклад Денис вогнал в лоб костлявому, с безумными глазами мужчине – тот убегал пятясь, ловко перебирая ногами и хихикая, будто увидел что-то удивительно смешное.

    – Тра-та… – сказал Денис.

    Три лошади неслись к морю по дороге. Денис перехватил револьвер, выкинул гильзы, вщелкнул три патрона.

    – Та-та… – закончил Денис, стреляя. Двое ссыпались с лошадей, которые тут же рванули быстрее. Один зацепился ногой за стремя и несколько метров волочился за лошадью, потом с него сорвало сапог и он остался лежать.

    Остался вожак – и Денис, с легким сожалением в груди, всадил пулю в лошадиную ногу. Лошадь забилась на дороге, вожак соскочил на удивление ловко, но даже не стал вставать – только перевернулся и уставился на приближающегося Дениса.

    Денис неторопливо шел к нему.

    Вожак выхватил пистолет и выстрелил – один раз.

    Денис ногой выбил у него из рук оружие. Плотно запахнул куртку и сказал:

    – Ты промахнулся.

    Руки вожаку он стянул его же собственным ремнем, рот заткнул чистым, будто даже отглаженным, носовым платком. И потащил к станции.

    Женщина вышла из кафе, когда они проходили мимо. В руках ее подрагивала чашка.

    Денис заглянул – да, это был капуччино. Прекрасный капуччино.

    – Вы быстро, – похвалил он.

    – Вы быстрее, – просто ответила женщина.

    За ее спиной стояла дочка и улыбалась. Эта улыбка терзала почти так же, как плач раненой лошади за спиной.

    – Надо добить лошадь, – сказал Денис озабоченно. – Вы сумеете? Там много оружия.

    – Не надо больше смертей, – ответила женщина. – Даже хромая лошадь – это живая лошадь.

    Денис пил капуччино. Вожак что-то сипел в кляп.

    – Да уходите же вы, уходите ради всего святого! – закричала женщина. У нее сдавали нервы.

    – Вам лучше никому не рассказывать, что именно вы видели, – посоветовал Денис. Вернул недопитую чашку и потащил вожака к вокзалу.

    * * *

    Бочки с рыбой стояли на перроне, но рядом никого не было. Денис сам посигналил флажком приближающемуся поезду, сам загрузил в пустой товарный вагон в конце состава бочки. Потом забросил туда же вожака и забрался сам.

    Паровоз дал гудок и поезд тронулся.

    Денис постоял у открытой двери, глядя на удаляющийся городок. Лениво, не глядя отбросил вожака, пытающегося выпрыгнуть из поезда на ходу. Потом закрыл дверь, подошел к вожаку и вытащил из его рта кляп.

    – Ты проклятый придурок! – закричал вожак. Он был так напуган, что уже ничего не боялся. – Ты придурок! Мы не вампиры! Мы просто называли себя «Полуденные вампиры»! Мы обычная банда, понимаешь? Просто банда!

    – Понимаю, – кивнул Денис.

    – А это наш городок!

    – Был ваш, – ответил Денис.

    Вожак замолчал. Секунду смотрел на Дениса, потом уставился ему в грудь и пробормотал:

    – Я не промахнулся. Я не мог промахнуться!

    Денис снял куртку – и вожак уставился на дыру в его груди, из которой медленно вытекало темно-красное, утреннее, бурлившее недавно в жилах сына доктора. Рана уже затягивалась серой холодной плотью.

    – Ты не промахнулся, – сказал Денис. – Но нас очень трудно убить. Те, кто уже умер, не любят умирать снова. А еще мой Мастер не любит, когда шайка живодеров называет себя вампирами.

    Он помолчал секунду, разглядывая шею вожака. Потом продолжил:

    – Мы и убивать не слишком-то любим. Да, нам приходится, мы такие. Но если есть выбор – всегда выбираем тех, кто еще хуже, чем мы.

    Колеса поезда стучали – тра-та-та-та, тра-та-та-та, мерно, успокаивающе бился вдали прибой.

    В бочках снуло шевелилась переложенная мокрыми водорослями рыба.

    В отличие от вожака бандитов она дожила до самого города.